Воспитывали меня сводки информбюро, бравурные марши и подвиги наших героев

Грозный год сорок первый,
День январский морозный,
В древнем городе Полоцк
Родила меня мать
В муках, корчась от боли.
Родилась я в годину лихую,
Смерть и голод ходили вплотную.

Эвакуировали нас последним эшелоном. Поезд постоянно бомбили, на бреющем полете слышно было, как немцы кричали “матки, капут”, рассказывала мать. Сначала все выбегали, прятались кто под вагоном, кто в Пинских болотах, делали дудочки из тростников и уходили в болото с головой.
С двумя детьми не набегаешься, мне было шесть месяцев и сестре четыре года, и мать оставалась на месте. Ну, слава Богу, добрались до Перми, где жили родители матери. Дали комнату в двухкомнатной квартире, в другой комнате жили эвакуированные ленинградцы. Нам выдали две односпалки железные и вшивые матрасы из госпиталя, но, о счастье, новое пуховое одеяло, которое спасло нас, детей, от холода.
Батареи были чуть теплые, а зимы были тогда очень суровые. Хорошо начала помнить с трех лет. Старшая сестра ходила уже в школу, видимо, была у них продленка, я ее ощущала только ночью рядом с собой.
А меня садили на стол около окна, на подоконник ставили банку с водой, краюшку хлеба и горшок. Ну а на столе я в пуховом одеяле.
Мать работала до 19 часов. Но на мое счастье было радио, оно выключалось только в 12 ночи, а включалось утром в 6 часов. Так что воспитывали меня сводки информбюро, бравурные марши и подвиги наших героев. Особенно Зоя Космодемьянская, как гордо шла она босая на казнь.

Первую часть поэмы Твардовского “Василий Теркин” я уже знала наизусть, и взрослые на кухне вечером ставили меня на табуретку и просили рассказать. И я не отказывалась.
А потом я уходила спать, но прежде чем лечь, снимала свою майчонку, выворачивала ее наизнанку, а там в швах (как сейчас вижу) белые большие вши. Бить их было интересно, они так смачно щелкали. Поэтому била, пока руки не уставали.
Вши были у всех, кому негде и нечем было мыться. Мыла не было и воды горячей тоже не было, а топить печь было нечем.
Еще шла война, а в глубоком тылу было очень тяжело жить, самое хорошее, что хоть не бомбили.
Хлеб черный, клейкий, по карточкам по 125 граммов на человека. Иногда матери давали талоны в столовую, там нас отоваривали кашей-заварухой. Когда я стала взрослой, все время думала, как наши кишки не слипались от этого клейстера, ведь мы когда-то потом клеили на таком клее обои.
Продолжение следует…
Маргарита Часовникова, жительница Североуральска. 
Поделиться в соцсетях:

Условия размещения рекламы
Наш медиакит
Комментарии
Популярные новости
Вход

Через соцсети (рекомендуем для новых покупателей):

Спасибо за обращение   

Если у вас возникнут какие-либо вопросы, пожалуйста, свяжитесь с редакцией по email

Спасибо за подписку   

Если у вас возникнут какие-либо вопросы, пожалуйста, свяжитесь с редакцией по email

subscription
Подпишитесь на дайджест «Выбор редакции»
Главные события — утром и вечером
Предложить новость
Нажимая на кнопку «Отправить», я соглашаюсь
с политикой обработки персональных данных