Мы с Вороненком. Североуралец вспоминает армию

История эта началась в феврале 1958 года и продолжалась полгода. 19 февраля, за несколько дней до Дня Советской армии и военно-морского флота, я немного травмировался на работе – пощипало напряжением 380 вольт. Армейская любовь и дружба не забываются. Иллюстрация: http://news.21.by На «Скорой» меня привезли в госпиталь, где я провалялся до конца марта. Как-то после завтрака заходит к нам в палату медбрат и предупреждает, что нашим лечащим врачом будет женщина. «Будьте с ней корректнее, – сказал он, – хотя, если что, она сама вас на место поставит». Увидев в первый раз лейтенанта медицинской службы, мы, молодые солдаты, потеряли дар речи. Про таких женщин, вернее девушек, русские классики в свое время романы писали. «Ребята, – сказала она, – я с вами через ваши истории болезни уже познакомилась. А зовут меня Зина Ивановна Вороненкова». Возле койки каждого из нас она всякий раз находила такие слова, после которых медицинские процедуры были уже не нужны. Троих ребят, которые лежали со мной в палате, скоро выписали. И Вороненок (так мы ее прозвали) лечила меня одного. Находиться с нею «один на один» было непросто, несколько раз я просил перевести меня в общую палату. Но профиль болезни этого не позволял. Немного поправившись, я встречал Вороненка стоя, как требовала субординация – она целый лейтенант медицины, а я всего-навсего младший сержант. В одно прекрасное утро немного задремал я и не заметил, как доктор подошла к кровати. Мою попытку встать она остановила: «Лежите-лежите, я вас так послушаю». Я освободил левую руку из больничного халата, оголил грудь для прослушки сердца. Она наклонилась... Откуда только взялась во мне смелость, а может, нахальство – свободной рукой я придавил слегка ее голову и поцеловал в щеку. После крепко зажмурил глаза и лежал в ожидании хорошей увесистой пощечины. Но услышал спокойный голос: «Откройте глаза, так и быть, освобождаю вас от заслуженного наказания». А выходя из палаты, повернулась и погрозила мне пальцем. После отбоя я долго еще не мог заснуть, перебирая в голове варианты завтрашней встречи. Мысленно репетировал, но махнув на все рукой, мысленно успокоил себя, решив, что ничего страшного не произошло. Во сне приснился мне дом под соломенной крышей, наша речка с электростанцией, где я до армии работал. Во время обходя повернулся лицом к стене и лежал, ожидая ее появления. «А ну, встать, – услышал я приказ, – врач обход делает». Мне пришлось подчиниться, наши взгляды встретились. В ее глазах не было злости, она улыбалась. Ну и я ответил улыбкой. «Кроме терапевтического лечения, – сказала она, – вам нужно переходить к физическим упражнениям для развития конечностей». После обеда медбрат принес в палату две килограммовых гантели и две гири – 5 и 8 кг. В этот вечер Вороненок должна была остаться на ночное дежурство. Я ждал, что перед отбоем она зайдет. И не ошибся. Она сказала: «Прочла в истории болезни, что место вашего рождения – Молотовская область, Чернушинский район». Оказалось, что они с матерью были эвакуированы и с 1941 по 1946 годы находились в нашем районе. Мать работала врачом в госпитале, а отец с первых дней войны был мобилизован в действующую армию как военврач. В 1946 году он забрал их и увез из нашего района. После этого всегда, когда у нее находилось свободное время, мы беседовали. Она расспрашивала о Чернушке. Частые встречи наши превратились в такую дружбу! Никаких секретов друг от друга у нас не было, мы стали как брат и сестра. Но не больше... У нее был жених Андрейка по фамилии Шустрый. На октябрьские праздники намечалось заключить брак. Шустрый ей писал по два письма в неделю, он работал в Долгопрудном под Москвой хирургом. Там жили и ее родители, и командировка Зины заканчивалась в августе месяце. После выписки из госпиталя мы не раз ходили по выходным в летний театр, в кино. Те, кто служил в то время, могут задать вопрос – как так, младший сержант срочной службы мог разгуливать свободно? Да, вопрос законный. У меня в служебной книжке была справка, выписанная главным механиком и заверенная в штабе бригады. Так как иногда приходилось бегать на стройку, и эта справка позволяла мне свободно передвигаться. Наша красавица жила в женском общежитии, если нужно было куда-то сходить, она всегда одевалась в гражданское. Однажды я прибежал к ней в восемь вечера (в это время у нее заканчивалось дежурство) и уговорил прямо в форме лейтенанта пойти в кино. По объездной дороге вдоль Сырдарьи мы почти бегом бежали в сторону театра. Вдруг откуда ни возьмись навстречу нам – командир бригады полковник Пернятин, без машины, без водителя. Мы как младшие по званию отдали честь, он нам ответил. Прошли с Ивановной метров тридцать и оглянулись. Он стоял посреди дороги и смотрел нам вслед. В руке у него был носовой платок, которым он утирал слезы. О чем думал он тогда, для нас осталось загадкой. Может, вспомнил лихие военные годы, а может молодую жену свою с маленьким сынишкой, которых потерял во время бомбежки в первые дни войны... Мы с Вороненком, взявшись за руку, бегом побежали дальше, чтобы успеть на девятичасовой сеанс. Анатолий Никонорович. P. S. Судьбы полковника Пернятина и главного механика Карпенко одинаковы. У Карпенко от прямого попадания бомбы в сельский дом сразу погибли мать, отец и молодая жена с двумя маленькими детьми, у Пернятина – во время эвакуации, и тоже от прямого попадания. А Вороненка, любимицу всего госпиталя, мы проводили на скорый поезд «Ташкент-Москва» в последнее воскресенье августа.