— Так что вас привело?
— Вот, Александр Михайлович, — Юрий показал на меня рукой, — писатель из Екатеринбурга, интересуется трагедией на буровой десятилетней давности.
— А-а, вот вы о чем, — удовлетворенно вздохнул хозяин дома и окончательно расслабился. — А что конкретно?
— А все, — вступил я в переговорный процесс. — И в первую очередь, кто были эти буровики? А потом все, что вы помните.
— Ну, вспомнить будет непросто, — Сорокин красноречиво посмотрел на бутылку в руках Юрия, — столько времени прошло.
— Не крути, Семеныч, получишь, когда расскажешь. — И Юрий поставил бутылку на подоконник.
— Ладненько, — Сорокин снова завозился, сложил по-восточному ноги и, взглянув на серый от пыли и копоти потолок, начал свое повествование. — В геологоразведке я работал по линии снабжения, кроме того, помогал формировать бригады, ну и обслуживал буровые. Когда-то давно я окончил геологический техникум, распределился в Северо-уральскую геологоразведку. А здесь, в Ивделе, я специализировался от региональных исследований до параметрического бурения и мониторинга состояния недр.
— Давайте по теме, — осторожно предложил я, боясь, что придется выслушать всю биографию хозяина дома. Тот пожал плечами и продолжил.
— Сразу скажу, что на буровую в район Волчьей гривы охотников было мало, вернее, не было совсем. Кто-кто, а геологи знают, что это за место. Ну и молва, разумеется, дошла и до рабочих.
— А что за молва? — перебил я его.
— Ну как же, это место с позапрошлого века считается гиблым. Все экспедиции, которые проходили через гриву обязательно оставляли там своих людей. Кто-то терялся, кто-то непонятно отчего умирал, а кто-то лишался разума. Да, были и такие. История уральских экспедиций полна подобных случаев. Так вот, — продолжил Сорокин, — отчасти по этой причине и была сформирована та бригада из совершенно случайных людей. Я это и следователям говорил. В основном это были ребята из, так сказать, бывшего контингента, которые отсидели свое, освободились и осели у нас в Ивделе. Они должны были дойти до нужного горизонта, я имею ввиду пробурить скважину на определенную глубину, и после этого подготовить буровую к консервации. После чего по установленному графику я бы их забрал обратно. Однако, борт не вылетел из-за непогоды. Октябрь и ноябрь были аномально малоснежными, а вот в середине декабря снегопады буквально обрушились на Северный Урал. Целую неделю страшно мело. Снега две месячных нормы выпало. Так редко бывает, — Сорокин неожиданно буквально зашелся в нехорошем кашле. Внутри него что-то булькало, клокотало, хрипело, пытаясь вырваться наружу. Он торопливо полез в глубины своего тряпья, вытащил мятую пачку папирос и суетливо закурил. Как ни странно, после первой же затяжки кашель прекратился. Он сделал еще несколько глубоких затяжек и продолжил. — Так вот я и говорю, снег с метелью тогда продолжался целую неделю. Когда мы все же смогли вылететь, думали, что ребята при встрече нас всех порвут. И продукты у них должны были закончиться и терпение.
Заходя на посадку, летчики предупредили, что на буровой что-то не так. А когда сели, и снежная пыль улеглась, вот тут-то мы и…
— И что увидели? — опять не выдержал я.
— Вагончик. Увидели черный, как огромная головешка, вагончик. Искореженные металлические стены, решетка на окне и дверь, подпертая куском швеллера. Все остальное хозяйство было в снегу, и нас не особо интересовало.
Когда мы откопали дверь, убрали швеллер и заглянули внутрь, у меня, честно признаюсь, шапка на голове встала. Такой жути я никогда раньше не видел.
— Вы узнали их? — снова проговорил я, представляя себе картину.
— Ну, а как же?! Сразу у дверей в какой-то вывернутой позе лежал Толик Руденко. Весь черный, рот открыт, будто орет, вместо глаз, пардон, красные дыры. До сих пор у меня перед глазами. Как тут не запьешь?!
— А как вы Толика опознали, если он был обезображен?
— Почему не опознать, если у него все зубы были железными и двойной лоб.
- То есть вы всех опознали?
— Нет, не всех. Только троих, что были ближе к входу, остальные четверо лежали дальше, похожие на черные бесформенные головешки, застывшие в каких-то странных позах.
— А там точно было семь тел?
— Ну а как же, хотя дальше, в глубине вагончика, было все черно, тел оказалось ровно семь. Я даже потом следователям рисовал схемы, где они находились и в каких позах.
— И что вы делали дальше?
— А ничего. Закрыли дверь и побрели к вертолету. Через два дня, когда на аэродром прибыла бригада следователей из области, погода опять испортилась, и вылет не состоялся. И опять мело с неделю. — Семенович потянулся к чайнику. Отпил несколько глотков и продолжил. — Когда синоптики дали «добро», — вылетели. Вагончик еще больше занесло. И что интересно, — откопали дверь, и снова швеллер. Помню, что в прошлый раз я его отшвырнул метра на два-три в сторону, а в этот раз он снова подпирал дверь. Вот это меня удивило.
— Интересно.
— Да! Но особенно интересным оказалось то, что в вагончике не оказалось тел. Для меня это было шоком. Я не мог поверить. Перерыли все внутри, измазались, как трубочисты, но никаких посторонних следов.
— Но что-то должно было быть странным или необычным?! — снова не выдержал я.
— Не-а! Ну, если только много было пустых бутылок и канистр из-под браги. Это и следаки отметили. Хотя для нас это обычная картина.
— А где еще искали?
— Обшарили всю буровую и вокруг нее. Но ничего! Все замело.
— И что дальше?
— А что дальше?! Меня потом чуть не каждый день допрашивали. Я, что видел, то и говорил. Менты облетели все поселки вокруг, а ближайший в ста километрах. Вызывали охотников. Делали запросы по месту жительства каждого из членов бригады. Только все впустую. — Сорокин снова приложился к чайнику.
— А как вагончик мог сгореть? Он же, насколько я понимаю, металлический?
— Весной, когда снег сошел, меня уже не привлекали, но я узнал, как именно он сгорел.
— Ну и?..
— Рядом с вагончиком случайно или нет, стояли бочки с солярой. А это двести литров в каждой. Кто-то открыл бочки и опрокинул их так, чтобы солярка полилась аккурат под вагончик. Снега под ним не было, она и разлилась. Оставалось поднести спичку. А внутри, кроме утеплителя, все горючее.
— Понятно. Ну, а ваша версия? Вы-то сами, что думаете по этому поводу? — спросил я, чтобы как-то завершить визит.
— А что я, меня никто не спрашивал, я особенно и не думал. Вернее, думал, конечно. Но кого могло интересовать мое мнение?
— Ну и о чем вы думали?
— О Волчьей гриве. Я же с нее начал. Люди и раньше там пропадали.
— Но причем здесь сама грива?! — Я оторвался от дверного косяка, прошел дальше в комнату, похрустывая мусором.
— Как причем? — Семенович аж выгнулся. — Тектоника гривы сама по себе интересная, но главное в ней то, что она имеет еще и поперечный разлом. Весь ее массив лопнул почти посередине, словно на нее наступил некий космический гигант. Трещина пошла не снизу вверх, а как раз наоборот - сверху вниз.
— Поясните.
— Ну-у, если, к примеру, взять кирпич, поставить его на опоры и сверху ударить молотком или чем-нибудь еще посередине.
— Ну ладно, пусть будет так. — Я не стал уточнять: очень мутное объяснение.
— Так вот, — продолжил Сорокин, видя, что его продолжают слушать. — В одном из экспедиционных отчетов прошлых лет как раз и упоминается, что пещеры на восточном и западном склонах Волчьей гривы оказались тектонического происхождения, то есть в связи с разломом массива с каждым высотным ярусом ее полости имеют тенденцию к расхождению, а не к сужению.
— А можно проще?
— Ну, как вам сказать, пещеры — это вовсе и не пещеры в классическом виде. На самом деле это трещина поперек гривы, которая с веками обвалилась, завалилась, заросла, оставив нам несколько входов, которые мы и принимаем за пещеры. Так вот: чем ниже мы опускаемся в эти пещеры, тем она становится все шире, все просторнее.
— И что из этого следует?
— Вы понимаете, это, как медленно заживающая рана на теле, которая вызывает повышенную температуру, зуд, беспокойство, ну и так далее. — Сорокин остановился, опять уставился в потолок, потом продолжил. — Вы когда-нибудь слышали про энергетические котлы, аномальные зоны Урала?
— Ну и что? — с небольшим раздражением отреагировал я.
— Так вот эта аномальность особенно сказывается на людях и животных. Туда даже местные манси не заходят.
— Ты что-нибудь понял? — спросил Юрий, когда мы покинули дом бывшего интеллигентного человека — Сорокина Вадима Семеновича.
— Странно, что до сих пор не нашли ни погибших, ни исполнителя.
— Ты думаешь, что там были еще люди?
— Ну не сами же они себя закрыли, опрокинули бочки с соляркой и подожгли. Искать надо было лучше.
Хотя, — я даже остановился от неожиданно пришедшей мысли. — хотя почему бы и нет?
— Командир, не понял… — Юрий тоже остановился и уставился на меня.
— Юра, возможно, что кто-то из них навел тень на плетень, — задумчиво продолжил я, взяв друга под руку, и мы пошли дальше. — Скажи мне, что увидел твой Сорокин, когда впервые открыл дверь вагончика? Правильно, только то, что было прямо у двери. И увидел он троих и, что очень важно, опознал их. А дальше в глубине вагончика, в черной копоти лежали еще четверо, но он не смог их опознать. Боялся, причем совершенно естественно боялся обезображенных трупов и не решился пройти дальше в вагончик, чтобы не наследить до прихода следователей. Пардон, прилета оных.
— Ну и о чем это говорит?
— А о том, что среди тех четверых, которые лежали дальше в вагончике, могла быть «кукла». Да, мой друг — «кукла». Или две. Что тоже не следовало бы исключать.
— Ну и?..
— Что «ну и»?
— И кто это мог устроить?
— Кто угодно. Кто-то что-то не поделил с остальными. Была пьянка. Этот кто-то вышел наружу, подпер швеллером дверь и подпалил своих корешей с использованием двух бочек солярки. Делов-то.
— Я что-то об этом и не подумал. Может, сообщить?
— Я убежден, что следователи эту версию одну из первых имели ввиду. И первым делом проверили их личные дела, круг родных и знакомых.
— Ты думаешь?
— Убежден.
— А если все же….
— Нет, Юра, это просто и очевидно. А вот почему его или их до сих пор не нашли, вот это интересно. Думаю, он или они, из тайги так и не вышли.
Иллюстрация в
анонсе: иллюстрация Александры Раевой
