– Славе предложили хорошую работу на Севере. Нужно было ездить на вахту. Пятнадцать дней там, пятнадцать дома, – Зинка успокоилась и теперь сидела, водя ладонью по столешнице, точно проверяя качество поверхности. Лицо мокрое, красное. – Осень проработал. А зимой в декабре уехал, и нет его и нет. Неделя прошла, вторая, я и поехала в этот долбаный Уренгой. В конторе сказали, что он в больнице. Я туда. А Славик мой лежит весь в бинтах. Глаза испуганные. Молчит. «Что с тобой?» – спрашиваю, – молчит. Пошла к лечащему врачу. Ну, вот тут и узнала страшную правду. Короче, поморозился мой Славка. Поморозил и свое мужское хозяйство. В больницу его четыре дня везли. Дороги перемело. Вертолеты не летали. Короче, пока добирались, началось воспаление и, как результат, бесплодие, – Зинка снова отвернулась и затряслась в тихом плаче.
– Ну, а если из детдома взять? – осторожно проговорил я, нарушив долгое молчание Зинки. – Он не против, – шмыгая мокрым носом, ответила Зинка, – а вот я не хочу. Насмотрелась я на чужих детей-то. Такого насмотрелась, что после этого только своего хочу. Чтобы моя кровиночка была, – и она опять разрыдалась.
Я не нашел ничего лучшего, как открыть вторую бутылку. Соседка благодарно кивнула, сама налила стопку и выпила. После этого немного успокоилась. – Он меня то в клинику посылает на искусственное оплодотворение, то, когда крепко выпьет, предлагает забеременеть от какого-нибудь приличного мужика. Но тут же начинает беситься и отказываться от своих же слов. Руки распускает. В доме все рушит. Меня то проклинает, то жалеет. Ударит, потом на колени встанет и прощения просит. А в последнее время у него вообще крыша поехала. Такие допросы устраивает – ужас! И все из-за подозрений. Вбил себе в башку, что, когда он на севере, я от него по-черному гуляю. Отсюда и постоянные скандалы. А куда мне деваться? Было бы лет восемнадцать-двадцать, может и ушла бы от него. А то ведь тридцать четыре уже.
Зинка заметно пьянела. Она наливала себе сама и, не обращая на меня внимания, выпивала. – Сходила я в эту клинику, – голос у нее уже начал заплетаться, – ну, где делают это искусственное…. Посмотрели мои анализы и сказали, блин, что положительный результат в лучшем случае не более двадцати пяти процентов. А я хочу обыкновенно, не искусственно, понимаешь, по-человечески. Да и кто знает, что мне там в их пробирке подсунут?! Мож какой наркоман там им оставил. А мне потом всю жизнь маяться. Не-а, только по-человечески хочу, чтоб мужик все сделал.
Зинку уже качало, но она не отрывалась от бутылки. Я уже пожалел, что достал вторую. Тем более, что закуска закончилась, и соседка лишь занюхивала кусочком хлеба. Хотя, размышлял я, пусть уж вывернет свою душу, станет легче. Где и кто еще ее выслушает?
– Михалыч, а че у тебя пожрать еще есть? – Зинка встала, чтобы пройти к холодильнику. Ее сильно качнуло, и мне пришлось поддержать незваную гостью, чтоб совсем не упала. – О-о, Михалыч, ты че это меня лапаешь?! А? Захотел, что ли? – Зинка пьяно икнула. Ее лицо приблизилось к моему на опасное расстояние. Влажное, раскрасневшееся, с какими-то шальным взглядом и большим мокрым ртом.
– Ага, всю жизнь мечтал, – прорычал я злобно.
– Не-ет, ты скажи ласково и нежно. Скажешь и я тебе дам….
– Все, милая. Давай на выход, – я довольно грубо схватил ее поперек и потащил в прихожую.
– Э-э, ты че, Михалыч?! Куда ты меня?! Давай я сама. Я ослабил хватку, и Зинка вырвалась. Вырвалась и со смехом, срывая с себя одежду, ринулась в спальню.
– А че, Михалыч, давай попробуем! – Голая, с пьяной игривостью и жутким кокетством Зинка извивалась на моей постели. – А?! Ты ж нормальный мужик. Ну, сделай мне ребеночка! Я стоял и смотрел на нее в абсолютной растерянности. Крепкое, с приятными округлостями в нужных местах тело соседки не могло не отозваться желанием овладеть им. Тело Зинки действительно было весьма и весьма аппетитным. Однако я был не настолько пьяным, чтобы в такие моменты себя не контролировать.
– Ладно, соблазнительница, сдаюсь! – проговорил я миролюбиво.
– Ну, вот и хорошо! Иди ко мне. Ты, хоть и старый, но, ручаюсь, такого еще не пробовал, – пьяно мурлыкала Зинка, продолжая чересчур откровенно и бесстыдно выгибать свое тело.
– Один нюанс, дорогуша, – проговорил я максимально доверительно.
– Че еще? – Зинка замерла.
– Зачатие в пьяном состоянии, равно как и под воздействием наркотиков, вынашивание и рождение ребенка делают дальнейшую жизнь будущего малыша печально предсказуемой. Я думаю, ты об этом не можешь не знать.
– Ты, че, Михалыч…
– Тем более, – перебил я ее, – у такой далеко немолодой пары, – я показал пальцем сначала на себя, а потом на нее. Зинка сползла с кровати, съежилась, как от холода.
– И че? – она была подавлена и испугана.
– Нет, ну если ты готова рискнуть? – для убедительности, что говорю искренне, я стал расстегивать рубашку.
– Подожди, подожди, – Зинка стала шарить рукой в поисках своей одежды. – И тогда че? – она с мольбой взглянула на меня и поднялась.
– Как я знаю, алкоголь выходит из организма двадцать один день. Так что решай.
– А что решать? Надо подождать, – ее глаза были в высшей степени покорны, смиренны и доверчивы, как в церкви у прихожанки. – Михалыч, – тихо прошептала Зинка, и мне стало жаль ее. Вмиг прошла и ее блажь и, как мне показалось, Зинаида протрезвела. – Я хочу здорового ребенка. Слышишь, Михалыч? Поможешь мне? Не обманешь? Знаешь, я даже заплатить могу. У меня есть небольшие сбережения. Ну и Славик, – она на миг замерла, видимо подсчитывая вахтовые дни мужа, – на Севере своем еще будет.
– Хорошо, хорошо, – я приобнял Зинку и осторожно повел к выходу.
– А ты точно можешь? Ну, я имею ввиду у тебя-то все нормально с этим делом, – она нагнулась и кивнула на мое причинное место.
– Проверь, – я взял ее руку и прижал к этому месту.
– О-о! – удовлетворенно вырвалось у Зинки, и она не убирала руку до тех пор, пока я не выпроводил ее за дверь. Когда за соседкой закрылась дверь, я вернулся на кухню, помыл стопки, хотя в бутылке еще оставалась водка, вылил ее в раковину, после чего затер следы недавно пребывавшей здесь гостьи и отправился в ванну. Хотелось отмыться от Зинкиных прикосновений, и вообще мне казалось, что если я приму душ, то хоть сколько-то смою то, что объявил мне доктор. Я разделся и, прежде чем шагнуть в ванну, стал рассматривать себя в зеркало. Я не часто это делал. Раньше да, когда активно занимался спортом, подкачивал мышцы, приходилось следить и за весом, и за фигурой. Напротив меня стоял голый мужик в хорошей физической форме. Далеко не юноша. Покатые плечи, чуть дряблый живот, на боках лишнее, но в общем довольно крепкий и с убедительной мышечной массой.
– Неужели это всё исчезнет?! – продолжая разглядывать себя, проговорил я вслух. «Из земли вышли, в землю и уйдем», – вспомнил я слова своей глубоко верующей бабушки. Я поднял и с напряжением сложил руки, демонстрируя объемные бицепсы. Втянул живот, приподнял грудь и печально себе улыбнулся.
«Где-то с четырнадцати лет собирал я это тело. Тренировки, снаряды, гири, гантели, перекладина! И все это теперь достанется… земле». С этими печальными выводами я встал, наконец, под душ.
ПОЕЗД
– Ну вот, кажется, успел! И не только успел, а еще даже минут двадцать в запасе! – Я выбежал на перрон, перевел дыхание, поправил на спине рюкзак и пошел к вагонам, надеясь на удачу. Купить билет я не мог, вернее, мог, но тогда засветил бы себя регистрацией в вокзальной кассе, по которой меня можно было бы легко вычислить. Поэтому я сразу рванул на нужную платформу. Состав уже стоял на пути. Пассажиры только-только начинали подходить и подниматься в свои вагоны, показывая билеты проводницам.
«Так, теперь надо правильно выбрать к какой из них подойти?» – это было, пожалуй, самое сложное. Я дважды прошелся вдоль состава, осторожно и внимательно поглядывая на проводниц, которые словно линейные на военном параде выстроились возле своих вагонов при полной «боевой». Наконец, проанализировав всех, я пришел к очень странному выбору. Вернее, выбор был правильный, но вагон уж больно не подходящий – шестой, «СВ».
Проводница средних лет женщина, с озабоченным лицом, стояла, погрузившись в свои на вид нелегкие мысли. Она не обращала внимания на проходящих мимо пассажиров и на вечернее пекло, которое теперь шло от подтаявшего асфальта и раскаленного вагона. Не скрою, мне всегда нравились женщины бальзаковского возраста – неспешные и рассудительные, знающие себе цену, успев на всякое насмотреться. Вытащив из кармана чуть подтаявшую плитку шоколада, что успел купить на подходе к вокзалу, я приложил к ней пятитысячную купюру и отправился прямо к этой даме.
– Добрый вечер! – насколько мог робко поздоровался я. Та чуть кивнула, произнесла в ответ «добрый» и, не поднимая глаз, продолжала витать в своих мыслях.
– Ирина Витальевна, – предварительно узнав у одной из ее коллег-проводниц имя и отчество, начал я с печалью в голосе. У женщины чуть дрогнули брови, и она с подозрением подняла на меня свое строгое лицо.
– Ирина Витальевна, – повторил я трепетно, – только вы сможете меня спасти…
Иллюстрация в
анонсе: пиксабай
