Проснувшись утром, я долго лежал, вспоминая невероятно бурную ночь. Было трудно поверить, что такое могло присниться. Я поднес к глазам руки и посмотрел на запястья: не было никаких следов. Потрогал себя, проверил постель. Нет, все как всегда, как обычно, никаких признаков присутствия ночью еще кого-то. Не трудно было догадаться, что это результат того, чем накануне Анна напоила меня. Это явно был своеобразный наркотик. И этот фантастический сон — результат его действия.
Все еще утомленный, уставший, изможденный и изнеженный, я лежал и вспоминал запредельные сладостные моменты, что пережил во сне. И все же было странным, и эта мысль меня не покидала: почему наркотик вызвал реакцию именно эротического характера?
Вошла Анна, внеся за собой белесое облачко уличного холода. Не обращая внимания на меня, принялась за свои обычные дела, ловко орудуя у чувала и накрывая маленький столик.
— Аня, что за настой ты мне вчера дала? — обратился к ней я, когда она позвала меня пить чай.
— Настой? Да обыкновенный. То, что дедушка наказывал, когда вы покрепче будете.
Весь последующий день до самого вечера я был в каком-то полупьяном состоянии. Кажется, ни на секунду не забывал то, что было со мной ночью. К вечеру я был напряжен до крайней степени: я безумно хотел повторения и страшно боялся. То, что хотел - это понятно, а боялся того, что все это чудо может вдруг оказаться пустышкой, потехой, шуткой. Боялся горького разочарования, что-то вроде детского сна.
Однако, перед тем, как лечь спать, Анна снова принялась колдовать у очага. Я с трепетом, едва сдерживаясь, ждал, когда она приготовит и, наконец, напоит меня своим волшебным зельем.
И вновь все произошло ровно так, как и в первый раз. Невероятные ласки, от которых собственное тело то распадалось на мелкие частички, то собиралось в огромную глыбу и жаждало страстной бури. И они, сумасшедшие, бешеные бури налетали, приходили и проходили. Страстные, безумные взлеты и стремительные падения, от которых захватывало дух и останавливалось сердце, выворачивалось наизнанку тело.
И концовка была поистине необыкновенной и опустошающей.
Утром я уже не спрашивал Анну, чем все-таки она меня поит перед сном. Мне было сказочно, невероятно, безмерно и фантастически сладко!
И лишь после третьей ночи я почувствовал усталость. Мое тело стало тяжелым, точнее каменным и неповоротливым. Мне было трудно поднять руку, шевельнуть пальцем. Так бывает после длительной и изнурительной физической работы. Хотя накануне, то есть ночью, все было, как обычно. Я вновь и вновь переживал нереальное, сверхъестественное наслаждение, всецело отдаваясь ему.
После третьей ночи мне даже захотелось попросить Анну, чтобы она сделала перерыв в приеме этой чудодейственной микстуры. И она как будто услышала меня, и на четвертую, и последующие ночи я получал обыкновенную настойку, которой она поила меня раньше.
Время шло. Мы продолжали ждать братьев Анямовых, которые уже серьезно задерживались.
ВОЛКИ
Но вместо ожидаемых братьев появился только один из них, младший Матвей. На шум прибывшего снегохода мы с Анной незамедлительно выскочили наружу.
Невысокого роста, запорошенный, словно снеговичок, он устало слез с «Бурана» и стал охлопывать себя, стряхивая снег. На нем поверх малицы была надета еще одна оленья шуба мехом наружу.
— Ты почему один? — встревоженная Анна подскочила к пареньку. — Что-то случилось?! Где Павел?!
Паренек что-то сердито пробурчал в ответ и стал стаскивать с себя наружную шубу.
— Ой! — всплеснула руками Анна.
— Что произошло? — не выдержал я.
— Волки! — торопливо бросила она и быстро заговорила с Матвеем на их языке. Я, разумеется, ничего не понимал, но все равно вслушивался в эмоциональный тон их голосов. И все время, пока Анна разогревала чайник, хлопотала с угощениями, они с гостем не умолкали. Матвей, сняв с себя малицу, оказался очень худеньким, узкоплечим и скуластым пареньком с неуловимым взглядом. Он как-то все время ловко уворачивался от того, чтобы наши взгляды встретились. Видимо, национальная особенность, определил для себя я.
Когда гость откинулся на свободной лежанке и, как бывалый взрослый таежник, закурил, активный разговор хозяйки с гостем прекратился. Мне было немного обидно, что за все время их разговоров меня, как будто, и не существовало. А узнать, что же, наконец, произошло и что значит «волки», ужасно хотелось.
И только лишь когда Матвей, свернувшись в позе эмбриона, затих, по всей видимости, уснул, Анна подошла ко мне.
— Полярные волки пришли, — с дрожью в голосе проговорила она, тем самым снимая все мои невысказанные вопросы. — Двадцать оленей зарезали у наших соседей Хатанзеевых, — добавила она через паузу.
— И что надо делать? — я привстал со своей лежанки.
— Матвей приехал за мной. Надо караулить стадо. Там остались дядя Прокопий со своим старшим сыном Павлом. Мы с Матвеем утром уедем, а вы пока поживите один.
— То есть, как это «поживите один»?! Я что, не могу помочь?!
— Вы еще слабы, — осторожно напомнила Анна, — да и мы, наверно, сами справимся, — не очень уверенно добавила она.
— Нет, милая, — я даже поднялся на ноги и заходил, насколько позволяло пространство, — я поеду с вами.
Утром я поднялся, когда Анна уже поила гостя чаем. Они сидели за низеньким столиком и, словно устав от вчерашних разговоров, теперь лишь редко и вяло переговаривались. Матвей, низко склонив голову, тихо швыркал из кружки и солидно, как ему казалось, отвечал хозяйке. Судя по кивкам в мою сторону, речь шла обо мне. Я поздоровался и подсел к ним. Минуту все сидели молча.
— Ну, — наконец, нарушил я молчание, — что вы решили? — Я намекнул на вчерашний разговор с Анной.
— Ты милиционер?! — огорошил меня Матвей, чем вызвал снисходительную улыбку.
— Ты почему так решил? — я продолжал улыбаться.
— Анна видела твои документы, — мужичок сузил глаза и уставился на меня с явным подозрением.
— А-а, вот ты о чем, — я не выдержал и уже откровенно рассмеялся. — Это офицерская книжка. Я - капитан десантных войск в запасе, причем в запасе уже более двадцати лет. Да. И, кстати, теперь у нас не милиция, а полиция.
Анна с Матвеем переглянулись и снова пустились в обсуждение на своем языке с жестами и мимикой.
— У нас нет для тебя ружья, — снова проговорил Матвей, не глядя на меня. — Но есть кое-что другое, — он кивнул Анне, та сорвалась с места и спешно выскочила из избы.
Минуты три мы с Матвеем сидели молча. Я поглядывал на этого молоденького мужичка, удивляясь, как Анна послушно и даже с охотой ему подчиняется.
— Вот, — немного запыхавшись от бега и от волнения, проговорила Анна и положила на свободную часть стола длинный сверток.
— Что это? — спросил я, хотя сразу догадался. Женщина присела на корточки и стала молча развязывать замерзшие узлы сыромятных ремешков, которыми был стянут сверток.
— Вот, — снова проговорила она и распахнула ткань. Ну, как я и предполагал, поблескивая потертостями и остатками смазки, перед нами предстал во всей своей красе, ужасный и прекрасный автомат Калашникова — АКМ.
— Откуда он у вас?! — я сделал вид, что удивился. Хотя нельзя было не удивиться, увидев боевое оружие у аборигенов в глухой тайге. Причем с двумя полными магазинами.
— Это не важно, — сведя брови, за нее ответил Матвей, — раз ты капитан, значит, умеешь им пользоваться!
— Как это не важно?! Важно, и даже очень, — я взял в руки автомат, привычно снял крышку ствольной коробки, вытащил затворную раму с газовым поршнем, проверил боек в затворе и заглянул в сам ствол. На мое удивление тот оказался чистым и хорошо смазанным.
— Дедушка следил за ним, — тихо проговорила Анна, наблюдая за моими действиями.
— Так как же он оказался у вас? — снова спросил я, с годами отточенной сноровкой собирая автомат обратно.
— Это зачем? — опять вмешался Матвей.
— А затем, молодой человек, что это оружие могло быть использовано не по назначению и, возможно, унесло не одну человеческую жизнь. И если это так, то тот, кто хранит его, должен преследоваться законом.
— И че?! Не мы же!
— А кто его знает, — я решил немного попугать паренька. — Начнется следствие. А это время, и немалое. Потом суд.
— Хорошо. Я расскажу то, что слышала от дедушки. — Торопливо проговорила Анна.
— Ну, вот и ладно.
Анна прошла к очагу и присела на свою скамеечку, повернувшись ко мне левой стороной. Платок был откинут, отблески огня точно гладили ее удивительное, строгое лицо. Но особенностью лица Анны были скулы, которые придавали внешности одновременно женственность и выразительность. Это была удивительная и необычная красота таежной дикарки. Я снова залюбовался ею, пока она не начала говорить.
— Тогда мне было лет десять. Каждую осень, перед заморозками дедушка готовил к зимней охоте избушки. Завозил в них продукты, чинил крыши, двери, запасался дровами.
Вот в одной из них, которая стояла в верховье Светлой речки, оказались двое мужчин. Они были злые, голодные и раненые. Один из них уже не мог двигаться. А у второго было простреляно плечо, и он все время громко ругался и кричал от боли.
Иллюстрация в
анонсе: ПроСевероуральск.ru
