Изо дня в день погода удивляла своей устойчивой жарой. Стоял настоящий зной, который сушил все. Сохла трава, деревья, ягоды едва завязались, да так и остались в новорожденном состоянии. Ни единого дождя. А нет дождей, нет и грибов. Первыми ушли белки, потом зайцы.
То ли чутье Жене подсказало, то ли состояние полного оцепенения самой долины и всего живого, что в ней находилось, только однажды утром он понял, что надвигающаяся зима будет для него критической. Зверь ушел, исчезла боровая птица. Была надежда на утку, которая осенью обычно садилась на озеро, но нынче почему-то и ее не было. Оставалась рыба. На ночь Женя ставил сетку. Небольшую, десятиметровую, с ячейкой в три пальца сеть еще в прошлом году принес Леший. Он также научил ставить ее летом, а с помощью шеста через проруби при подледном лове зимой.
Утром Женя вытаскивал сеть, пойманную рыбу солил, вялил, и готовую укладывал в свое новое хранилище. Однако и рыба ловилась не ахти. С каждым разом в сеть попадалось ее все меньше и меньше.
Смена погоды, как Женя и ожидал, наступила неожиданно и резко. Подул северный ветер, который принес, наконец, дожди, а за ними и первый снег. Снега выпало так мало, что едва укрыло землю. Женя искал следы зверей, чтобы поставить петли и капканы, и не находил. На всякий случай ставил там, где он ставил прошлой зимой.
Продолжительность дня стремительно сокращалась. Морозы набирали силу. Озеро сковало льдом, и по нему можно было ходить без опаски. Бывали дни, когда Женя вообще не выходил из избушки. Они с Турманом экономили еду. Именно в это время Женя и пристрастился к книгам, что принес от Лешего. Он читал днем и даже ночью, присев к очагу, пока не уставали глаза. Его поражали книжные герои Аляски, которым пришлось вынести невероятные трудности почти в таких же условиях, как и у него. Многое он проецировал на себя и понимал, что и он попробует выдержать.
Шли дни, недели, Женя не знал ни какое сегодня число, ни месяц. Он просто жил, жил ожиданием. Он верил в сказанное той светленькой женщиной, что приходила к нему после схватки с медведем. Верил и ждал ее – Сорни-аги - золотую девушку с золотыми волосами, Мис-нэ – лесную фею. Он абсолютно верил, что она в нужное время придет, и его одиночество закончится. Он не знал, как и что будет тогда, когда она придет, не знал и даже не предполагал, что будет дальше, да это и не важно, потому что главное, чтобы она пришла.
И Женя терпел. Терпел голод, дикую стужу, стойко перенося одиночество. Хотя если не Турман и не книги, было бы гораздо тяжелее.
Между тем, погода не менялась. Стояли такие морозы, что даже в избушке было слышно, как трещали стволы деревьев, лопался на озере лед, трескалась земля. Между тем, заканчивалась единственная еда - рыба. Женя каждый день приставлял к навесу лестницу, брал по две рыбины и снова тщательно все закрывал. Но пришел день, когда и рыба закончилось. Хранилище совсем опустело. Турман стал плоским и мятым. Он все время лежал у дверей и вопросительно смотрел на хозяина, словно спрашивая, когда же все это закончится, когда будет еда, веселые игры, охота? Женя отводил взгляд, брался за книги и погружался в не менее суровые условия американского Севера.
Первый день без еды он еще выдержал, а вот когда пошел второй день, понял, что надо что-то делать. А что? В избушке не было ни крошки, ни куска мяса. «Стоп», - скомандовал себе Женя и внимательно посмотрел на медвежью шкуру. Через некоторое время в котелке уже бурлило. Кипел суп из медвежьей шкуры. Женя отрезал по небольшому кусочку от лап убитого им зверя и, тщательно срезав шерсть, запускал их в котелок. Запах был немного непривычный, но голод его не замечал. Часа два они с Турманом, не отрываясь, наблюдали, как кипит их теперь последняя надежда насытить желудки.
Черные, скользкие, разбухшие куски кожи Турман проглатывал влет, даже не пробуя на зуб. А вот Женя бульон пил, закрыв глаза, как неприятное лекарство. Голод немного отступил.
Приглядываясь к шкуре, Женя прикидывал, сколько раз они с Турманом могут к ней еще приложиться. Однако шкуру было жаль до слез. Не будет шкуры, он попросту замерзнет. Да и дрова расходовались с пугающей быстротой. Чувал горел, не переставая. Хоть лес и был рядом, но пойди, найди сухару, свали, распили, наколи и перетаскай под навес. Если даже просто выбежать из избушки по нужде, требовалось немалое терпение.
Когда «лапы» были съедены, Женя впал в оцепенение. Он не находил выхода. К Лешему не дойти по такому морозу. Сил мало, день короток, промерзнет. Если к манси идти, так те давно перекочевали, ушли на зимовку в тайгу. Полная безнадежность. Кроме того, начали кровоточить десна и пошатываться зубы.
Однажды, проснувшись среди ночи, Женя понял, что остается последнее. От одной этой мысли к горлу подкатил колючий ком и перехватывал дыхание. Сидя на топчане, он смотрел в сторону дверей и видел печальный и понимающий взгляд Турмана. Глаза волчонка влажно блестели, отражая редкие всполохи огня от чувала, и от этого было еще страшнее. «Чувствует!» - ударила догадка, и Женя заплакал. Заплакал, как ребенок, которого умышленно забыли. Плакал от обиды, бессилия, от непонимания того, что с ним происходит, проклиная свою судьбу, проклиная все и всех. Сначала плакал тихо, потом вдруг зарыдал навзрыд, громко и некрасиво. Турман неслышно подошел к Жене и уткнулся в его колени, словно соглашаясь со своей участью. Ведь кто-то должен из них выжить.
Женя притянул к себе волчонка, взял его на руки и зашептал, всхлипывая тому в ухо: «Я это не сделаю! Нет! Ни за что! Я тогда не смогу больше жить!»
И вдруг сквозь ночь, стужу, через огромное расстояние он увидел Идола. Того самого Идола, которому Женя носил в берестяном коробе души манси. Тому, который там, в каменной нише, за каменой деревней, который – Дух этой долины.
- Помоги! Помоги, если ты на самом деле Дух! Помоги! - широко открыв глаза, взмолился Женя, словно перед ним действительно был огромный истукан, замотанный в истлевшие тряпки с невидимым ликом. – Помоги! – закричал Женя. – Помоги! Кроме тебя, некому! – завопил он. – Помоги, я тебя буду вечно благодарить! – продолжал вопить Женя. Его голос, крик, вопль вырвался наружу и полетел вдоль долины, петляя, отражаясь от скал, деревьев пока не достиг ниши с безмолвным, неподвижным истуканом.
Турман в испуге смотрел на своего хозяина, не понимая, с кем тот разговаривает, и на всякий случай отошел к дверям, продолжая за ним наблюдать. А Женя молил, умолял некое мифическое создание, которое придумали манси. Придумали, обрядили, наделили фантастическими качествами, запитали своей энергией, одухотворили и стали верить.
Лишь под самое утро Женя сначала забылся, а потом и уснул. Но едва продолговатое окно избушки сизовато засветилось, он поднялся. Было странное ощущение, будто кто-то его разбудил. Встав с топчана, он стал быстро и деловито собираться. Оставив в избушке сильно ослабевшего Турмана, он достал с навеса сеть, взял топор, лук с колчаном и отправился на озеро. У него не проходило ощущение, что кто-то невидимый ведет его чуть ли ни за руку. По дороге он вырубил из тонкой сухары шест – ровно на длину сети.
Выйдя на берег, Женя поразился тому, что все озеро было сплошным глянцем. Лишенное снега, оно походило на гигантское зеркало, в котором отражалась бесконечность неба, дикий холод и абсолютная безнадежность для всего живого. Женя спустился с высокого берега и заскользил по этому гигантскому зеркалу. Ветер выгладил и отполировал лед настолько, что идти по нему было почти невозможно. Ноги расползались в разные стороны, и каждый шаг давался с огромным трудом. Отойдя шагов на пятьдесят от берега, примерно на то место, где они с Лешим ставили сеть прошлой зимой, Женя остановился. Ноги гудели от напряжения, голова кружилась, а руки слегка дрожали.
Теперь надо было сделать две проруби, одна от другой на расстоянии длины шеста. После чего к шесту следовало привязать веревку и заводить шест в одну прорубь, пока конец шеста не совпадет с другой.
Прошлой зимой они с Лешим проделали эту процедуру легко и быстро. Леший заводил шест, а Женя ловил его конец в другой проруби. Вытянув шест с веревкой, они привязывали к ней сеть и протаскивали ее подо льдом. Сеть растягивалась, опускалась и ждала рыбу, которая должна была в ней запутаться.
Женя встал на колени и принялся рубить лед. То ли от слабости, то ли действительно лед был таким твердым, только топор со звоном отскакивал, словно это на самом деле было стекло.
Между тем окончательно рассвело. Небо было белесым. Солнце не спешило, хотя, если даже и появилось бы, долина все равно бы его не увидела. Работа разогрела Женю. Он даже почувствовал, что немного вспотел, но прорубь не сдавалась. Лед оказался намного толще, чем в прошлом году. Женя рубил, как одержимый, стараясь не думать, как он один будет одновременно заводить шест и ловить его в следующей проруби.
Неожиданно Жене показалось, что слева от него происходит какое-то движение. Он повернул голову, да так и замер: вдоль берега, грациозно неся свою роскошную корону-рога, бежал лось. Женя впервые видел этого лесного гиганта. Голову зверь держал высоко и гордо, однако сам бег был не совсем ровным, он прихрамывал. И только тут Женя заметил, что зверя, точно тени, преследует стая волков. Пять крупных, светло-серых хищников неотступно неслись за лосем, время от времени догоняя, наскакивая с боков, цепляясь своими клыками за холки, ноги, бока животного. У Жени перехватило дыхание. Он быстро поднялся, схватил лук, достал стрелу и, пригнувшись, пошел к берегу, надеясь перехватить преследователей, достать их выстрелами.
Лось приближался. Казалось, он так и пробежит вдоль берега, уводя за собой стаю. У Жени мелькнуло подозрение, что зверь, заметив его, изменит направление и повернет в сторону леса, тем самым уведет за собой волков. Но произошло неожиданное и невероятное: зверь резко повернул в сторону озера, прямо напротив Жени и, не сбавляя бега, прыгнул с высокого берега на лед. Женя опешил. Он видел, как ноги лося коснулись льда и тут же разъехались в разные стороны, издав при этом неприятный хруст и грубый шлепок всего его тела. Несколько метров зверь по инерции еще скользил по льду и замер у самых ног Жени. Волки так же резко изменили направление и вслед за лосем попрыгали с берега на лед. Но едва их лапы коснулись льда, как тут же стали разъезжаться. Они пытались вставать, но, как не скребли ледяную твердь, ничего не получалось. Они барахтались, ползали, крутились, в испуге поворачивая обратно к берегу.
Продолжение следует.
