Мария Ярославцева родилась в мае 1928 года, к началу Великой Отечественной войны ей было 13 лет. Годы войны, по словам Марии Григорьевны, были страшными.
“Как выживали, не знаю - как Бог пощадил”, - говорит женщина. После Победы счастье не наступило, еще много лет людям приходилось работать за пайку хлеба. Но были и такие, кто вошел в войну уже нищим.
- Кто-то с полными чуланками войну встретил, им запасов хватило еще на год, а у нас к началу войны уже не было ни соли, ни муки, ни одежды, - говорит Мария Григорьевна, - бабушку раскулачили, помню даже, как с нее снимали шерстяные чулки.
Как говорит 92-летняя жительница Североуральска, быть бедным или богатым зависит от того, как сложится судьба. По крайней мере, так было в то время, когда она была еще маленькой. У кого-то родился ребенок-инвалид - станет такая семья богатой? Да нет, конечно. А если родятся в семье крепкие да здоровые, кому сам бог велел пахать, так все у них и будет.
Вот и в семье у бабушки Марии, Анастасии Федоровны Есаулковой, жизнь складывалась хорошо. Скотины держали полный двор, работать было кому - и к труду были приучены все.
Незадолго до войны Сталин разрешил людям на Урале строиться почти бесплатно, тайгу пилили и строили. Пилорам не было - сучки убрали, ошкурили самые хорошие ровненькие сосны, кедры - и из кругляка поднимали дома. Пилили на козлах самодельных в рост человека. Один стоял внизу, второй наверху, и пилили ручной пилой, только ручки у нее располагались не вдоль лезвия, а поперек, чтобы держать обеими руками. Чтобы нижнему не летел в глаза пил, надевали очки.
Бабушка Марии Григорьевны жила в селе Митяево, а многочисленная родня (у Анастасии Есаулковой было трое детей, а внуки появлялись на свет каждые два года) после раскулачивания разъехались кто куда - в Марсяты, Саму и другие деревни и села.
Помнит Мария Григорьевна маму и отца, но, говорит, если бы не бабушка, трудно бы было всем им выжить в тяжелые времена.
- Зверья и рыбы было полно - мы жили на реке Лозьва, - вспоминает женщина, - папа, бывало, принесет полное ведро живой щуки, специально, чтобы мы посмотрели, водички туда нальет - мы с рыбой играли.
Когда началась война, Мария жила в Екатерининке, окончила пятый класс. В шестой пошла уже в Североуральске, куда уехала жить и работать в СУБРе ее тетка Таня, мамина сестра. Муж ее был на войне.
- Жили в доме на улице Пирогова, где всегда был холод. И в школе (училась Мария в школе №1) холод, - рассказывает Мария Григорьевна, - топили сырыми дровами, тепла от которых не дождаться.
Поэтому Мария уговорила маму и через год вернулась назад в Екатерининку. Седьмой класс уже там окончила.
Вспоминая войну и послевоенное время, Мария Ярославцева говорит о голоде.
- Взрослые всегда с каким-то виноватым видом спрашивали: “Ты наелась?”, а мы говорили: “Да”, - вспоминает женщина, - а чем можно было наесться? Хлеба на детей в деревнях не давали, не полагалось. На работающего (мама работала) - 1 килограмм крупчатки (высшего сорта мука). А так ели только картошку, капусту, морковь. Потом старшая сестра Нина пошла работать уборщицей, ей сразу карточку дали.
Брата Костю (он на два года младше Марии) отправили в Серовское ФЗО, они там раз в день в столовую кушать ходили. Была в хозяйстве корова, но вскоре на нее ввели налог - масла нужно было отдать килограмм, поэтому сами хозяева его почти не видели.
- Что перед войной мы скитались нищими, после раскулачивания, что после войны, - говорит Мария Григорьевна, - а потом кому что докажешь? По ошибке осудили, репрессировали? Радуйтесь, что не расстреляли.
Двоюродный брат Марии, его звали Янко, застрелился от несправедливости, что папу засудили. Ему лет 18 или 20 было. Папу Янко объявили врагом народа. Как сыну было разобраться во всем, если в школе одно говорили, а в жизни он видел совсем другое?
- Отца Янко из допросной камеры отправили на свиданку похоронить сына, - рассказывает женщина, - а Янко красавец был. У меня долго хранилась фотография с его похорон - он лежит в гробу, а отец в изголовье сидит и слезы по щекам катятся. Такие истории у нас не велели рассказывать, сталинизм же.
После окончания школы Мария Ярославцева поступила в техникум, получила диплом и в 1951 году приехала работать в Гари участковым агрономом-полеводом. Вся измотавшаяся, в тряпье.
- Руководство из жалости усадило меня работать за стол, сначала похихикивали, - вспоминает женщина, - а потом я осмелела, воевать с начальством начала. А по первости до ужаса их побаивалась.
Оттуда Марию Ярославцеву отправили участковым агрономом в Ошмарью (ударение на первый слог) - название мансийское, а жили русские. Мария должна была знать все поля, какие засеваются, проверять, как хранится картошка, отбирать семена на пробу.
- Вскоре местные меня зауважали, начали возить по окрестным деревням на лодке по реке. Однажды возили в Пелым, там было озеро Туман - Большой и Малый. Важно было день пережить, а вечером бывали вечерки с гармонистом. Вот там мы оттапывали!
Во время “командировок” по деревням приезжему агроному полагалось двухдневное довольствие, управление колхоза выписывало распоряжение выдать провизию.
- Сметанка полагалась, - с улыбкой вспоминает Мария Григорьевна, - картошку, рыбку сами люди давали. А позже стали и деньжат немного платить - на тряпье.
Жизнь до приезда в Гаринский район, по словам Марии Ярославцевой, была, по сути, нищенским существованием - но чтобы это понять, надо пережить.
- Мы - ошметки войны, всю жизнь перебивались тем, что добрые люди подадут, государство-то о нас не думало, - говорит женщина, - а вот в Ошмарью приехала - там было хорошо. Там меня Русалкой прозвали, после того, как я им рассказала стих про открытие Ярославского водохранилища. Сама я его в местной читальне прочитала.
