«Непредсказуемость» - повесть уральского писателя Николая Гарина (часть 10)

 — Ты тогда пролетел несколько метров. Мы думали все: пипец нашему командиру! И что?! Ни единого осколка! Каменной крошкой, правда, посекло, а вот осколков не было. Я тогда и подумал: в рубашке родился наш командир! А как иначе? — Юрий продолжал сидеть на корточках и говорить.
— Конечно, помню! — сон и усталость стали проходить.
— А когда тебя вывозили на «Урале» и снова нарвались на духов, помнишь? — Юрий встал и, обойдя стол, сел на свое место. — И тогда ты один в живых остался, — тихо продолжил он. — Машина, как решето, а на тебе ни царапины, лежал себе без памяти в кузове и в ус не дул.
Юрий надолго замолчал, разглаживая руками скатерть.
— Ты явно в рубашке родился, Саня! И это не шутка.
— Ты к чему?
— А к тому командир, что и на этот раз тебе не может не повезти. Поэтому я и не верю в твои медицинские заключения.
— Нет, Юра, на этот раз все серьезнее.
— А война не серьезно?! — Юрий снова вскочил с места и заходил кругами,
— Просто тогда было мое время. Там было мое место. А здесь совсем другое. Другие законы. Я там был нужен. А здесь я не нужен. Не нужен ни-ко-му. — Я тоже встал, поскольку почувствовал, как внутри все напряглось, зазвенело, зажгло.
— Как это не нужен?!
— А так. Охранником быть?! Да ты знаешь, как это стыдно и позорно охранять этих наглых и ненасытных «клопов». Их бы под обстрел минут на пять, чтоб обосрались по самые уши! Или, скажешь, семье нужен?! — переключился я, чувствуя, что следующий вопрос Юрия будет именно об этом. — Нужен, как же. Раньше два раза в год открытки с поздравлениями — с Новым годом и днем рождения. А нынче и того нет. Так сложилось. Что тут поделаешь?!
— Ну, а внуки? — осторожно вставил Юрий.
— Внуки?! А где они?! — я развел руками. — Внуки — это хорошо. Только чьи они теперь?
— Как чьи?
— Есть поговорка: мальчика родил — мужчину родил, девочку родил — нацию родил. Да, родил двух девок. Для кого? Они нарожали внуков и что? Где они все?! Далеко, Юра! Очень далеко. Одна в какой-то сраной Австрии, другая в говяной Эстонии. Вот и получается, на кой хрен и для чего я их рожал, кормил, одевал?! Вот, мой милый дружище, и получается, что я ничего хорошего в этой жизни не сделал. Не сделал и никому не нужен.
— Нет, ну подожди, — попытался возразить Юрий.
— Да, там, в Афгане я был нужен, — продолжил я, может, поэтому и выжил. Вот только того парнишку из Омска жаль до безумия, до отчаяния!
— Генка Павлов все сделал правильно, по уставу. Настоящий герой и вечная ему память, — тихо и пафосно проговорил Юрий.
— Да, он герой, а я дерьмо! Кстати, мы с его дочерью в одном купе ехали.
— С какой-такой дочерью?! Ты о чем?! — Юрий привстал со стула, — Насколько я помню, у нас во взводе женатиков было только двое, Авдеев из Уфы и Толик Малов из Перми. А Павлов был холостой.
— Во-первых, — проговорил я, и мне опять стало душно, — они не зарегистрированы были. А во-вторых, он даже не знал, вернее, не успел узнать, что его девушка беременна.
— А как ты сам-то узнал, что это дочь нашего Генки?
— Да как, она сама и рассказала, что отец закрыл собой командира. И про фотографию, где мы на «броне», рассказала. И что из Омска. Даже ямочки на щеках, как у отца. Так что…
— Не может быть!.. Он никогда не признавался, что у него девушка.
— Ну и что!
— А то, что последние слова его были какими, ты помнишь?
— Еще бы!
— Ну вот. Была бы девушка, он бы и о ней обязательно упомянул.
— Да нет, Юра. Девушки - девушками, а мать есть мать.
— И потом, — продолжал рассуждать Юрий, — скажи мне, кто из наших афганцев не фотографировался на БТРе всем взводом? И что, из Омска он был один? И ямочки на щеках? Нет, Саня, сомневаюсь я, что вот так запросто можно встретиться!
— Юра это была она. Я все еще не могу отойти от той встречи. Так мерзко и пакостно я себя еще не чувствовал. А девчушка — прелесть. Ее муж здесь, в Ивделе, бизнесмен, деревом занимается, дома из бруса делает и продает.
— Уж не Леха ли Поляков со своим братцем?
— Вот-вот, она говорила, что у них с братом целый комбинат.
— Узнаю. Обязательно узнаю.
— Узнаешь, узнаешь. — Я понял, что теперь долго не засну.
Мы долго сидели в лиловой темноте, не произнося ни слова. Наконец Юрий поднялся со стула и пересел ко мне на топчан. Я почувствовал его плечо, и мне стало немного легче. Опять вспомнилась война, окоп, мы молодые, здоровые, плечом к плечу пережидаем минометный обстрел духов.
— Сань, а знаешь, как ты стал нашим… ну, кумиром что ли? Я имею ввиду для всего взвода, — неожиданно проговорил Юрий.
Я был благодарен Юрке, что он перевел разговор на другую тему.
— Помнишь первый год службы, военный городок, спортплощадка, мы по пояс раздетые подтягиваемся на перекладине. И ты - наш взводный - молоденький, гладенький, франтоватый лейтенантик в зеркальных сапогах и фуражке.
— Ну?
— И Леха-Гвоздь, помнишь Леху Гвоздева из Саранска?
— Конечно, — отвечаю я.
— И Гвоздь с подколом так: А слабо, говорит, товарищ лейтенант, пятнадцать раз подтянуться?
— Ну, а я?
— Да ты что, не помнишь?
— Ну так что дальше-то было?
— Что дальше? — немного обиделся Юрка. — Дальше ты немного постоял, а потом медленно снял с себя портупею, фуражку, расстегнул обшлага рукавов на гимнастерке и подошел к снаряду.
— Ну? — опять произнес я.
— Опять «ну»! Выход силой в упор на перекладине сделал, как в цирке — легко и красиво.
- Ух ты! — съерничал я.
— Да. А потом легко вышел в стойку и давай крутить «солнышко». У нас челюсти отпали. Ты крутил, а мы становились маленькими и жалкими.
Я кивал головой, смутно припоминая первые дни, когда получил взвод.
— А марш-бросок на пять км помнишь? — продолжал Юрка, явно получая удовольствие от воспоминаний. — Никто из офицеров никогда со своими подразделениями не бегал, а ты побежал с нами. На финиш пришел последним, и нес на себе аж пять автоматов. А как стрелял?! — Юрка говорил, словно меня и не было рядом. — Если бы не контузия, ты бы сейчас, как минимум, «полканом» был. А? Что не так?
— Так, так, — ответил я вяло.
— Ты просто был рожден для Армии.
Мы снова надолго замолчали. Окно, как ни странно, продолжало загадочно светиться. Сказывался полярный день, который своим крылом дотягивался и до этих широт. Может, еще и поэтому не хотелось спать.
— А знаешь, как я в Армию попал? — неожиданно даже для самого себя проговорил я.
— Интересно, — среагировал Юрий.
— Да, все он — господин случай. — Я пересел на стул, на котором прежде сидел Юрий. — Так вот, когда я учился в классе шестом или седьмом, девочки уже вовсю заглядывались на парней, оценивали их внешний вид — соответствие тогдашней моде, вольное поведение, кое-кто даже целовался, ну и так далее. Мне было обидно, что я ни у одной из них не вызывал даже малейшего внимания. Хотя в этом была и моя вина. Был замкнутым, молчаливым, сторонился шумных тусовок, как сейчас говорят, после уроков сразу бежал домой помогать родителям по хозяйству. Школьных друзей не было.
— Может, свет включим? — прервал меня Юрий.
— Как хочешь, — отреагировал я и продолжил.
— Конечно, мне нравились девочки, и я хотел взаимности, но что-то было не так со мной. — Я ухмыльнулся и через паузу продолжил. — Однажды я даже подрался из-за одной, которая мне особенно нравилась. Отличница, с косой до пояса, тихая, скромная. Но у меня был соперник, и она, видимо, раздумывала. Короче говоря, случилось так, что мы с ним прямо в классе сцепились. Я был сильнее и легко победил.
 — И?
— Она предпочла побежденного. — Я улыбнулся темноте. — Помогла подняться ему с пола, отряхнула запачканный пылью пиджачок, брюки, и с тех пор они не расставались.
— И что же дальше?
— А дальше мы с ним подружились и дружили до десятого класса. После школы я поступил в училище, а он ушел в Армию. Служил в ГСВГ и там погиб.
— Грустно.
— Да уж.
— Так что же все-таки тебя побудило стать военным? — Юрий вернул меня к теме о моем выборе Армии.
— Ну да я к этому и веду, — проговорил я, оставаясь в окружении далекого и трепетного прошлого. — Всего одна встреча, даже, я бы сказал, один взгляд решил мою дальнейшую судьбу.
— Во как!
— Да, одна встреча. — Я, двенадцатилетний пацаненок, в рваных кедах с облупленным от солнечного избытка носом, как будто снова оказался на железнодорожном вокзале и смотрел на то, что перевернуло все мое представление о будущем. Смотрел на своего кумира, а видел себя в будущем.
— Это был молоденький офицер с подругой, тоненькой, очень красивой девушкой. Она прижималась к военному всем телом, преданно и со страстью заглядывая тому в глаза, и что-то непрерывно говорила ему. А он, крепко обнимая ее одной рукой, другой снимал с ее щек слезинки. И взгляд у него был растерянный и печальный. До сих пор вижу их сплетенные фигуры, золотые погоны, ремни портупеи, его сильные руки и их влюбленные лица.
Замерев, я стоял и смотрел до тех пор, пока не объявили отправление поезда. Офицер запрыгнул на подножку вагона, а девушка все бежала за поездом до края платформы и смотрела вслед уходящему составу.
Вот тогда я твердо решил стать военным. — Я замолчал и поднялся. — Ну что, будем спать?
— Подожди, успеем, — как-то задумчиво отреагировал Юрий. — Я вот все время думаю, что все-таки как-то нечестно, несправедливо получается, — это я о твоей болезни.
— Поначалу, я тоже об этом думал. Думал, мучился, впадал в полуистерическое состояние, как приговоренный к высшей мере. — Я снова сел на стул. — А потом пробежал по всей своей судьбе и понял, что вообще-то так и должно все закончиться. Именно таким макаром.
— Ты о чем?
— А о том, что в молодости, когда я ходил на стадион, мечтал стать мастером спорта, а дотянулся лишь до второго разряда. Хотел стать генералом, а дослужился лишь до капитана. Хотел большой и чистой любви, построить дом, нарожать детей, а остался один.
— И что с того? — не понял Юрий.
— А то, что все к этому и шло. Видимо, так на роду написано. Мой век — пятьдесят два года. И ни дня больше.
Было заметно, как Юрий пытается сказать что-то значительное, ободряющее, но не находит слов. Мы еще долго молчали, пока я не напомнил, что уже действительно пора спать.