Приказано выслать. Воспоминание североуральских очевидцев о репрессиях

Городской краеведческий музей продолжает сбор материалов о людях, ставших жертвами политических репрессий. Мы очень благодарны тем, кто отозвался на наш призыв – придти поделиться воспоминаниями и фотографиями. И надеемся, что среди тех, кто читает сейчас эти строки, окажутся и наши будущие собеседники. Мы ждем вас. Материал, который сегодня представлен вашему вниманию не совсем «наш», то есть не нашего города и округа. Но он в своем роде уникален, и мы не смогли оставить его без внимания. Дело в том, что это не просто воспоминания, записанные и отредактированные сотрудником музея, а собственноручно написанные участником событий, где по возможности сохранен и стиль повествования, и речевые обороты автора. Написаны они Ольгой Федоровной Швец (1921г.р.), которая ребенком была сослана вместе с родителями на Урал из Калужской области. Опубликовать их целиком на газетных страницах не представляется возможным, поэтому были выбраны некоторые отрывки с сохранением хронологии событий. 30 октября - день памяти жертв политических репрессий.
Фото: gagauzinfo.md А начиналось все так: «Началась коллективизация. Принесли большой налог сдать ржи. Пшеницу почему-то не сняли. Отец сдал. Принесли второй раз – отец купил, сдал. Принесли в третий раз – покупать было уже не на что. В колхоз отец записался первым, но все было не так. Дали в сельсовет такое указание, что должны выслать столько-то семей. В сельсовете обсудили и приписали нас к кулацкому хозяйству. Решили, что в нашем доме будет хорошая школа. Были торги нашего имущества. Помню у нас часы были с боем и маятник длинный, большой. Но продали все: и самовар, и табуретки, и стулья, скамейки, кровати деревянные, – продали все, а мы были пацанами и смеялись над торгами – стукали о тазик и говорили, кто больше…» «Недели за две до ссылки, мужиков, которые были в списке кулаков, забрали в тюрьму, чтобы не было бунта. Мать моя опять переживала, что хотят нас увезти неизвестно куда, а отца нет. Из дому нам ничего не разрешили брать, говорили: «берите топоры, пилы – это будет ваш хлеб, но можете еще взять чугуны». Мать была такая вся напуганная, что было в доме – все осталось. Не разрешили взять крупы, муки или сала кусок». «…За нами пригнали лошадей, в сани запряжены. Мать надрывалась, плакала, а мы с братом радовались, что повезут поездом, а то мы поезда не видали. Деревенские наши все бежали провожать, все кто-то что-то несли в дорогу. Привезли нас в Сухиничи – это 40 километров от нашей деревни. Поселили в какой-то барак. В бараке на полу была постелена солома. В этой соломе мы просидели 6 дней. Столов, скамеек не было. Из барака нас не выпускали, стояла вооруженная охрана. Через 6 дней нас погнали в товарные вагоны. В вагоне под потолком были два маленькие окошечка. На полу была настлана солома. Посидеть было негде, окромя пола. Перед тем, как нас увозить, привели к нам отца. Тут мы очень были рады. Вагоны охраняли с оружием, из вагона никого не выпускали. На больших остановках приносили в вёдрах баланду – крупинка крупинку догоняла». Привезли их в Пермскую область, поселок Теплая гора, распределили в небольшой поселок Промысла в 7 км от Теплой горы, о жизни в котором Ольга Федоровна написала так: «Вслед за нами привезли багаж. Багаж сортировали. У кого замечали муку, крупу или сало – все отбирали и приговаривали «на общественное питание». Питание это никто не видел, растащили по себе». «Через пару дней погнали всех на лесозаготовки, дали фуфайки, штаны, рукавицы. Норма большая, никто не мог выполнить, а хлеб давали за норму. Украинцы, они лесу некоторые не видели. Народ стал голодовать. А потом стали вымирать. Голод, брюшной тиф. Народ валялся мертвым где попало. В особенности украинцы. Ездили лошади, впряженные в телеги, народ подбирали как дрова и сваливали в общую могилу. В Промыслах кладбище было, жуткое дело, сколько похоронили людей…» Жизнь вновь и вновь доказывает нам, как бы ни называли человека, каких бы ярлыков на него не навешивали, если есть у него в крови умение и желание работать, он снова и снова, пока хватит сил, будет отстраивать свою жизнь, как бы её не ломали: «Называли нас кулаками, кто и переселенцами, но не все-то вымерли. Мой отец говорил, тут липа растёт – значит где-то неподалеку и хлеб растет. Так и было – в Пермской области рос хлеб. А нас привезли, то начали пни корчевать. Где-то достали картошки, а на Урале картошка росла отличная. Так кулаки научились картошку садить в пеньках». Память о горьком 1937-м тоже нашла свое отражение в воспоминаниях Ольги Федоровны: «В 1937 году еще было такое: арестовывали мужчин и женщин, но женщин мало забирали. Арестовали с нашего поселка 23 человека, самых крепких мужиков, говорили – «ежовчина». У нас пришли соседа забирать, а брат его говорит: - А можно мне вместо него? У него двое детей, а я холостой. Ответили, можно. Вернулся через 10 лет седой, больной, беззубый. Из 23 человек вернулись пятеро, а остальные как в воду канули. После их реабилитировали, зачли эти годы в пенсию, но пенсию некому было получать..." «В 1941 году началась война, брали на войну без разбора – кулак, не кулак. Даже забрали из 10-го класса. По дороге к фронту эшелон разбомбили – никто домой не вернулся. Ну, а кто воевал, то вернулся домой с орденами и медалями». «А в 1947 году от ссылки освободили и дома в своих деревнях возвращали, и выезд – куда хотим. А наш новый дом разобрали, увезли в район, хотели школу построить, но вывезли, в кучу свалили. Так он до сих пор и гниет. Ехать было некуда. На Урале у нас была уже другая семья». Странно устроен человек. Среди вороха памятных событий – плохих и хороших, горьких и радостных, добрые воспоминания детства всегда побеждают, как в любой русской сказке, добро побеждает зло. Перевернули страничку и оказались у теплого семейного очага, еще не тронутого временем и не разрушенного новой властью: «Отец сыновей своих очень любил, всегда он с ними ходил на охоту, рыбалку, бил масло вручную, и все дела делать помогали ему сыновья. Зимой ночи были длинные, отец выспится и сидит, ждет, когда сыновья придут с гулянки. Вот он их встречает и говорит: Ну что, ребята, наверно есть хотите? Да, тятя, надо бы чего перекусить. - Ну, сейчас будет кушанье. Нарежет кубиками ржаной хлеб, накрошит лук, соль, масло постное, нальет кипятка холодного из самовара. Ну, говорит, садитесь мурцовку хлебать. И нас с братом будит. До чего ж была мурцовка вкусная!» Наталья Махвиеня, сотрудник Североуральского краеведческого музея.