Знакомьтесь с уральской поэтессой Ксенией Некрасовой

В этом году нам посчастливилось познакомиться с ранее неизвестным именем уральской поэтессы Ксении Некрасовой. Большинству наших ровесников это имя ни о чем не говорит, а между тем Ксения – удивительный человек и необычный поэт. Ее творчество высоко ценила Анна Ахматова, поставив в один ряд с Мариной Цветаевой. Между тем среди современников Ксении были и те, кто называл ее графоманкой. На «Походяшинских чтениях», которые прошли в Карпинске 1 марта, мы рассказали о жизни этой талантливой женщины. Нам удалось заинтересовать слушателей и убедить их в том, что необходимо возродить имя Ксении из небытия, вернуть ее в уральскую литературу. Тяжелая судьба, суровый быт, слабое здоровье и вместе с тем неутраченная любовь к жизни – вот что восхищает и заставляет вести поиск новых деталей и подробностей из жизни нашей землячки. Ксения Некрасова. Фото:Nekrasova_Falk_1950 Ксения Некрасова родилась на Урале, в Свердловской области в 1912 году. Росла в приюте, потом ее взяла к себе семья сельских учителей. При обострении острого авитаминоза Ксения заболела куриной слепотой. Ей закрыли глаза темной повязкой. Когда настало время снять повязку, она была потрясена простыми вещами, которыми люди перестали восхищаться: голубыми небесами, лучами солнца... Ксения поступила в Ирбитский педагогический техникум, но заболела энцефалитом. Она не могла учиться, но могла писать и сочинять стихи. После некоторого улучшения здоровья в 1935 году Свердловский комсомол направил ее в Московский литературный институт. Чтобы хоть как-то прожить, Ксения шила куклы, а ее однокурсник продавал их на базаре. Во время войны она случайно встретилась с Анной Ахматовой. Поэтесса подготовила для Ксении рекомендательное письмо, в котором написала, что есть две женщины-поэтессы: Марина Цветаева и Ксения Некрасова. В Москве Ксения работала дворником, жила в небольшой комнате коммунальной квартиры. Несмотря ни на что, ее поэзия оставалась жизнерадостной и оптимистичной. Первая книга Некрасовой «Ночь на баштане» вышла в издательстве «Советский писатель» в 1955 году. Поэтесса умерла от инфаркта в 1958 году, через месяц после ее смерти вышел второй сборник «А земля наша прекрасна». Яна Шайсултанова и Вероника Подтяпурина, 8 класс, школа №14. Исток Когда неверие ко мне приходит, стихи мои мне кажутся плохими, тускнеет зоркость глаза моего, – тогда с колен я сбрасываю доску, что заменяет письменный мне стол, и собирать поэзию иду вдоль улиц громких. Я не касаюсь проходящих, что ходят в обтекаемых пальто походкой чванной, – лица у них надменны, разрезы рта на лезвие похожи и в глазах бесчувственность лежит. Не интересней ли с метельщицей заговорить?... УРАЛ Лежало озеро с отбитыми краями... Вокруг него березы трепетали, и ели, как железные, стояли, и хмель сучки переплетал. Шел человек по берегу – из леса, в больших болотных сапогах, в дубленом буром кожухе, и за плечами, на спине, как лоскут осени – лиса висит на кожаном ремне... Я друга из окошка увидала, простоволосая, с крыльца к нему сбежала, он целовал мне шею, плечи, руки, и мне казалося, что клен могучий касается меня листами. Мы долго на крыльце стояли. Колебля хвойными крылами, лежал Урал на лапах золотых... Скамейка И стоит под кленами скамейка, на скамье небес не замечая, юноша, как тонкий дождик, пальцы милой женщины руками, словно струны, тихо задевает. А в ладонях у нее сирени, у плеча кружевная пена, и средь тишайших ресниц обетованная земля, – на прозрачных лугах ни забот, ни тревог, – одно сердце поет берестяной рожок о свершенной любви. ИЗ ДЕТСТВА Я полоскала небо в речке и на новой лыковой веревке развесила небо сушиться. А потом мы овечьи шубы с отцовской спины надели и сели в телегу и с плугом поехали в поле сеять. Один ноги свесил с телеги и взбалтывал воздух, как сливки, а глаза другого глазели в тележьи щели, а колеса на оси, как петушьи очи, вертелись. Ну, а я посреди телеги, как в деревянной сказке сидела. ВЕСНА Босоногая роща всплеснула руками и разогнала грачей из гнезд. И природа, по последнему слову техники, тонколиственные приборы расставила у берез, а прохожий сказал о них, низко склоняясь: «Тише, пожалуйста, – это подснежники...» МЫСЛИ Шла по Пушкинскому скверу, – вокруг каждая травинка цвела. Увидала юношу и девушку – в юности лица у людей бывают как цветы, и каждое поколение ощущает юность свою как новость... ЛОПАТА Лопата я и тем горда, и мной хозяин горд. Я полпланеты на зубок в труде перебрала. Меня венцами не прельстишь- венцы у королей, а я копаю у корней, что кормят всяких королей... А я копала в старину, копаю и сейчас. И буду почву рассекать, куда народ свергает знать, когда наступит на мозоль неповоротливый король. Лопата я и тем горда, и мной хозяин горд. Я полпланеты на зубок в труде перебрала. О! Знаю я и что и как, на чем лежит земля. Но лучше всех идти домой с хозяином вдвоем: я на плече его лежу. СНЕГА Лежат намятыми плодами снега февральские у ног. Колоть дрова привыкла я: топор блестящий занесешь над гулким белым чурбаком, На пень поставленным ребром. Удар!­ И звук как от струны. Звенит топор о чурбаки, и, как литые чугуны, звенят поленья, и мороз, и мой топор, и взмах, и вздох. Лежат намятыми плодами снега февральские у ног, и утро с синими следами по небу облаком плывет.