Не перестаю удивляться, как тесен мир. А уж родной до боли Североуральск тесен и того сильнее. Тут каждый дом, каждая тропка, каждое дерево напоминает о куче событий и многих-многих людях, с которыми сводила и продолжает сводить судьба.
Спасибо Александру!
В воскресенье 14-летняя дочь ушла гулять, сказав, что в три часа дня пойдет с подругой Настей в танцевальную студию, потом встретится с подругой-одноклассницей Миланой, они еще немного погуляют и придут ночевать к нам. Я не возражаю, пусть гуляют, пусть танцуют, пусть ночуют, тем более, что со всеми родителями мы знакомы и связь поддерживаем.
В половине девятого вечера начала беспокоиться, решила позвонить дочке, узнать, где находятся и как скоро будут дома. Сердце упало, когда услышала в телефоне мужской голос: “Алло”. На секунду оцепенела, потом проверила, точно ли набрала телефон Юли. Поняв, что да, вернулась к разговору. Мужчина сообщил, что нашел телефон нашей дочери на дороге по улице Хохрякова. Договорились, что муж прямо сейчас прибежит и заберет мобильник. Я еще подумала - повезло, что звук на Юлином телефоне был включен (обычно она ставит его в режим беззвучки), иначе не услышал бы его прохожий, не подобрал. А там бы, глядишь, машина по мобильнику проехала, и конец ему.
- Оказалось, что мужчину этого я знаю, зовут его Александр, я обращался к нему по поводу грузоперевозок, и номер его у меня есть, - рассказал муж, когда вернулся домой с дочкиным телефоном, - а звук на телефоне как обычно был отключен. Просто ты позвонила как раз в тот момент, когда Александр проходил мимо, он увидел телефон, потому что на снегу засветился экран.
В общем, повезло. И спасибо большое Александру!
Родные балконы, родные окна
Есть для меня в городе один родной балкон, это балкон моей подруги Тани Мертвищевой. Здесь прошло ее детство, а заодно и мое - мы с Таней частенько торчали на застекленном балконе пятого этажа кирпичного дома, где находился раньше краеведческий музей. Я всегда боялась высоты, Таня - нет. Она смело садилась на высокую полку, расположенную прямо на уровне края перил, я же на всякий случай жалась к подоконнику. Сверху мы наблюдали за прохожими, тихонько высмеивая всех - толстых, тонких, высоких, низких, на ходу сочиняли о каждом небылицы и хохотали уже над своими фантазиями. Обе мы были гуманитариями, любили школьные уроки литературы (вела их Тамара Ивановна Симонова) и даже стишки писали, тоже, как правило, смешные.
Родителей Тани давно уже нет, тетя Люба умерла, когда нам было чуть за 20, дядя Толя пережил ее лет на 10. В квартире их живут другие люди, а я по-прежнему с ностальгией гляжу на старенькие, потемневшие от времени деревянные рамы, мечтая минут на 20 вернуться в наше беззаботное детство и увидеть наших родителей молодыми, счастливыми, полными планов и надежд.
Родное для меня окно находится в доме №8 на улице Молодежной, сталинка на площади, в которой всю жизнь была аптека. Здесь жила сестра моей мамы, и я часто бывала у них в гостях. Сотовых не было, и узнать, дома ли хозяева, помогали окна - свет горит, значит, кто-то есть. Я знала, что окно тети Люды Чиглинцевой - четвертое слева, на четвертом этаже. Это зал, где всегда горела либо люстра, либо светильник на стене, либо телевизор, наполнявший комнату умиротворяющим цветным миганием.
Кинотеатр “Север”
До сих пор, заходя в магазин на улице Чкалова, где раньше был кинотеатр “Север”, вспоминаю, как в детстве ходили на сеансы в кинотеатр “Север”. Кассы (кажется, их было две) располагались справа от входа, и всегда к ним тянулись две очереди.
Мы с девочками покупали билеты на 4 часа дня. Какие фильмы мы смотрели, я уже забыла. Зато помню, что перед кино показывали так называемый пятнадцатиминутный “Журнал”, на который не грех было и опоздать.
Позже, когда у меня самой уже были дети, в кинотеатре стали проводить дискотеки, здесь открылся то ли клуб, то ли кафе “Бегемот”. Мы приходили в “Бегемот” поздними выходными вечерами пить пиво и танцевать. Всеми любимый Сан Саныч Матюшенко вел тематические вечера “Кому за 30”, а нам эти за 30 казались старушками, до них еще было расти и расти.
На входе нас не обилечивали, а “опечатывали” - ставили на запястье печать, которая светилась в темноте искусственно освещенного зала ядовитым цветом, давая знать, что законное пребывание на танцполе ты оплатил.
Дико порой осознавать, что давно уже в прошлом твои 30 и “за 30”, и нет уже многих, кто в то время был молод и полон сил… За себя могу сказать - я всегда обожаю тот возраст, в котором живу, ведь из него можно оглянуться на прошлое, над чем-то погрустить, над чем-то посмеяться. И идти дальше, черпая жизненные силы от света родных окон.
