На вечере встреч выпускников болтали с подружкой, с которой вместе с пяти лет – я жила в трехэтажке на Чайковского, 20, ее в народе звали либо «женской консультацией» либо «больничным домом», Таня – в «музее» на Чайковского, 21.
Вспоминали детство, которое пришлось на 80-е (родились мы в 1976-м). Забавы у нас были по нынешним временам странные, например, кидать с крыши дома «лимонки» под ноги прохожим. Любимая крыша была наша, трехэтажная. Выход на чердак, кажется, во втором подъезде, был открыт, мы наполняли воздушные шарики водой, завязывали их ниткой, усаживались на край крыши и ждали «жертву». Цели попасть в людей мы, конечно, не преследовали. Бросали метрах в трех впереди прохожего – лимонка с треском лопалась, брызги воды разлетались по сторонам. А мы, с чувством выполненного долга, шустро скрывались в «скворечнике» чердака. Подруга вспомнила, что однажды мы даже лавку дворовую с собой на крышу вытаскивали, чтобы удобнее было ждать, но моя память такого момента не сохранила.
Помню, как лет в семь мне в лобешник прилетел камень. Боли я не почувствовала, просто обхватила голову руками, а когда увидела свои ладошки, залитые кровью, испугалась... Малюсенький шрам, напоминающий о случившемся, до сих пор виднеется над правой бровью, ближе к виску. Никто, конечно, в мою голову не целился, просто где-то в цветущем мае, когда тепло уже безудержно манило на улицу, мы с девочками после школы, даже не занеся домой портфели, решили развлечься, устроив метание камней через длинный металлический гараж, стоящий во дворе. Когда мой взгляд поймал камень, летящий в мою сторону, я интуитивно присела на корточки. Ну и получила в лоб. Потом еще долгие годы, опасаясь удара, уворачивалась от мяча, когда играли в «картошку» или волейбол.
Помнится, североуральцы обсуждали несколько лет назад строительство в районе городского морга дома прощаний. Многие тогда высказывались против, считая недопустимым соседство подобного заведения с детской поликлиникой. В нашем же детстве видеть похороны чуть ли не каждый день было нормой. Балкон моей комнаты выходил на улицу Чайковского, откуда, собственно, и стартовали все прощальные церемонии. Если в это время я находилась дома, пропустить похороны было невозможно – приближение прощальной процессии сопровождалось громкими звуками траурной мелодии в исполнении целого оркестра, под которую мы, дети, особо не задумываясь о людском горе, весело подпевали: «Будем есть печенье, будем пить компот...» Никакого ужаса от чужих похорон мы не испытывали.
Зимой клюшками гоняли по двору шайбу или ходили кататься с горы рядом с домом престарелых – этот спуск между частными домами к стадиону существует и сейчас. Не знаю, бегают ли туда с санками нынешние дети.
